В 1966 году журнал Harper's Bazaar включил ее в список 100 самых красивых женщин мира. 
Ее по прежнему узнают на улицах, на нее оглядываются — такие лица встречаются на улицах нечасто. Она — национальное достояние Италии. 

Бенедетта Бардзини — первая итальянская топ-модель, журналист, университетский преподаватель (преподает историю и восприятие моды и модных образов) — несколько лет назад переехала из Милана в портовый город Ливорно, чтобы, по ее словам, по утрам из окна видеть море. 

Все в ней вызывает восхищение — и острый ум, и независимость суждений и поведения, и доброта, и понимание, с которыми она относится к людям, и неизменный велосипед, на котором она ездит по Милану и Ливорно, и полная гармонии, и красота, с годами становящаяся только значительнее, и даже полное пренебрежение к своему облику, к одежде… 
Дочь богатых и знаменитых родителей, она сбежала из дома, когда ей было 15. 

Мать четырех детей, она ни разу не была замужем. Лишенная материнской любви в детстве, она сделала все для того, чтобы ее собственным детям досталась вся любовь, на которую способно ее благородное сердце. И дети выросли замечательные — талантливые, социально активные, а главное, способные любить. 

Как-то она сказала : «Я не одеваюсь. Я прикрываю себя». В молодости, да и потом, она примеряла на себя все самые дорогие шмотки мира и вплоть до недавнего времени выходила на подиум в одеждах из кутюрных коллекций Диора, снималась в рекламе Донны Каран и Бриони. Дом ее завален одеждой, которую ей дарили модельеры в надежде, что она хотя бы раз что-нибудь наденет. Но нет! Она умудряется быть похожей на цыганку-кочевницу, довольно экстравагантную, впрочем. 

Сегодня она преподает историю моды, рассматривая ее с точки зрения человеческого восприятия, социальных законов и общественных нравов. 
Бенедетта Бардзини родилась в 1943 году в Италии и до 7 лет Бенедетта жила в Риме, на вилле, которую ее мать обставила в соответствии с буржуазными представлениями о том, каким должен быть «правильный» дом. Вилла была очень большой, и у дочерей были свои апартаменты. Жизнь детей никоим образом не пересекалась с жизнью взрослых. Обстановка была в геометрическом стиле, модном в годы фашистского правительства, и только китайские гравюры разбавляли эту геометрию. В доме были камин и библиотека, потому что иметь хорошие книги было престижно, это придавало значительности… 

Мать Бенедетты, Паола Гадола Фельтринелли, была сводной сестрой знаменитого издателя Джанджакомо Фельтринелли (он, в свою очередь, был главным действующим лицом в скандале с публикацией «Доктора Живаго» на Западе) и принадлежала к высшему буржуазному обществу. 
Те, кто видел старый фильм Рея Уорда Бейкера Anniversary, легко могут представить себе облик матери Бенедетты — экстравагантной властной женщины с большой претензией во всем, один глаз у нее был закрыт повязкой, в другом — неизменный монокль. Кажется, это именно ее изображала Бетт Дэвис. Отец Бенедетты – журналист и писатель Луиджи Бардзини-младший. Поженились они, как говорится, по «неправильным мотивам»: Паоле хотелось быть ближе к богемным артистическим кругам, а Луиджи — попасть в высшее общество. Не удивительно, что брак довольно быстро распался. 

Огромная гостиная выходила окнами в сад с двумя просторными лужайками, окруженными кипарисами. Опять же всюду строгая геометрия. Дети могли гулять там только в сопровождении гувернанток. Им не разрешалось садиться за стол со взрослыми, а взрослой была только их мать, потому что они с отцом уже расстались. Она устраивала званые вечера, а девочек кормили в помещении рядом с кухней, где располагался лифт, на котором блюда подавались из кухни к столу. 

В детской Бенедетты не было ничего, что выбрала бы она сама. Все было выбрано за нее. Маленькая спальня, ванная комната. Точно такие же спальня и ванная были у ее сестры. И маленькая общая гостиная, где они могли играть. И сестрам ни разу не приходилось спать в одной комнате. 
Ничто в этом доме не было связано с желаниями детей. Ими занимались гувернантки, которые, впрочем, сменялись так часто, что не всегда можно было запомнить их имена. И только по тому, как каждая их ни причесывала волосы, 

Бенедетта понимала , нравится она ей или нет. И нравится ли девочка ли ей. Проблема была в том, что в ее жизни не было ничего и никого постоянного. 
«Я никогда не видела мать, лишь по субботам нас приводили к ней, чтобы мы пожелали ей доброго утра. После этого нас тут же уводили». 

Присутствие матери было незримым, а те люди, которые занимались детьми, никогда не оставались надолго. Это привело к эмоциональной нестабильности — ни бабушек-дедушек, ни теть-дядь, ни семьи… Все было искусственным, не настоящим! Например, воспоминание о Рождестве было связано с тем, что у детей всегда была елка которую наряжал всегда кто-то другой , но не они. Под елкой в рождественское утро сестры находили подарки. Однажды Бенедетта получила коляску для куклы. На следующий день семья уезжала в Америку. Больше девочка эту коляску никогда не видела. 
Это было одинокое детство в изысканной обстановке . С детьми никто не разговаривал. Так что это была, так сказать, обстановка буржуазного дома, хозяйка которого пыталась имитировать образ жизни «аристократии». В понимании синьоры Паолы, аристократки не заботились о детях, потому что это было не «элегантно». Они заботятся о себе, а за детьми смотрят другие — слуги. Все было очень холодно, хотя и не без эмоций. Только эмоции эти были в основном тоже холодные, злые. Девочек никогда не называли по имени. Они с сестрой были le bambine — девочки. Одевали их тоже одинаково. 

Сестры оказались в Америке потому, что их мать вдруг решила принять канадское гражданство — только затем, что по англо-саксонскому праву можно завещать состояние кому угодно, а по латинскому праву наследниками становятся ближайшие родственники. Синьора Паола решила лишить наследства своих детей от первого брака. Она за что-то на них разозлилась, хотела унаследовать деньги их отца, там были долгие судебные дрязги… Так что девочки жили в отеле с гувернантками, пока мать занималась этими делами. 
Подобный стиль жизни повлиял и на учебу Бенедетты. Она очень плохо училась. Не потому, что была тупой, просто она не понимала, что делает. И постоянная смена стран, континентов, языков… Девочка же не говорила как следует ни на одном языке, не говоря уж о том, чтобы писать… В Нью-Йорке она встретила учительницу математики, которая поняла, что Бенедетта плохо учусь не потому, что она идиотка, а потому, что что-то в ее жизни не так. И учительница совершила большую ошибку, которая перевернула всю жизнь будущей модели. Она пригласила Бенедетту к себе домой, где девочка впервые в жизни увидела нормальный дом, семью папу, маму, детей, кухню. Учительница Бенедетты пекла пирог и это так поразило девочку, что у той случился нервный срыв. 

И тогда она решила сбежать из дома. Но перед этим она получила первое в жизни предложение руки и сердца. Князь Георгий Васильчиков был переводчиком в ООН. Ему было 42, он был маленького роста, с красным носом, но весьма обаятельный. Вообще-то он ухаживал за моей матерью, потому что думал, что она богата. Бенедетте было 14. Каково же было удивление синьоры Паолы, когда он обратился к ней с формальной просьбой руки ее дочери. Шокированная мать переложила ответственность на отца Бенедетты. Предоставим слово самой Бенедетте: «Я помню, как в нашем римском доме меня позвали в библиотеку и сказали: «Князь просит твоей руки». Я сказала: «Через 5 лет!» А потом князь взглянул на мои руки — а я грызла ногти — и сказал: «С такими руками нельзя носить фамильный рубин Васильчиковых!» Я ответила: «Ах, нельзя? Тогда забудьте про меня!» Тем дело и кончилось. Отец, правда, мне тогда сказал: «Княгиня Васильчикова — для начала звучит неплохо. А потом посмотрим, можно же развестись…» 

Эта история начала формировать внутри Бенедетты идею о том, что для нее неприемлемо. Была еще одна вещь, которую она не смогла принять. Рядом с замком ее матери на море был крестьянский дом. Синьора Паола построила его для семьи, которая когда-то ухаживала за ее сыном от первого брака. Женщина была его кормилицей. Синьора Паола выписала эту семью из-под Ареццо, чтобы они занимались ее землей, ее виноградниками, ее оливковыми рощами… Бенедетте не разрешалось с ними разговаривать, однако девочка туда забегала. И с удивлением обнаружила, что в их доме нет канализации. Просто потому, что мать считала их животными. Бенедетта уже была довольно взрослой и поэтому задавала вопросы. Она спросила у них: «Почему вы так живете? Почему не протестуете?» Они только руками развели. Бенедетта поняла: там, где есть мучитель, всегда есть и жертва, убежденная в том, что это и есть ее роль в жизни. Она не хотела быть жертвой и поэтому решила сбежать. У девушки была сводная сестра в Париже, чуть старше ее. Бенедетта написала ей с просьбой выяснить есть ли возможность для нее учиться во Франции. Она не была в восторге от этой идеи, но позвонила моей матери, и они обо всем договорились. К этому времени мать не знала, что делать Бенедеттой. Та становилась неуправляемой, а это совсем не в нравах дома. Сестра нашла интернат на окраине Парижа, мать не возражала. Девушка была в отчаянии. У нее началась анорексия. Сестра была крайне недовольна — больной подросток бросал тень на ее прекрасную во всех отношениях семью. Так что оттуда Бенедетта тоже сбежала. На этот раз к своему отцу. Он был снова женат, у него было трое детей. И он тоже не знал, что делать с дочерью. Пытался ее лечить, помещал в разные больницы… Мать ему в этом способствовала. Кажется, она хотела, чтобы кто-нибудь ей сказал: «Твоя дочь просто сумасшедшая! Плати за больницу и забудь про нее…» 

Спасение пришло от еще одного родственника. Он разрешил Бенедетте пожить в маленькой комнатке в его доме в Милане. Девушка хотела рисовать, даже поступила в Академию рисунка в Брере, но никто ни разу не сказал ей: «У тебя неплохо получается! Продолжай!». И она чувствовала себя все более и более больной, ей становилось все хуже и хуже. Она никогда не жила в Италии подолгу и едва говорила по-итальянски. Жизнь была всмятку. 
И вот однажды судьба подарила ей еще одну встречу, с которой и началась ее карьера модели. В Риме к Бенедетте подошла женщина и спросила , не хочет ли девушка сниматься. С этой встречи с графиней Консуэло Креспи и началась в 1963 году модельная карьера Бенедетты Бардзини. Модельная карьера Бардзини началась в 1963 году. Консуэло была редактором Vogue и первый амбассадором итальянской моды в мире. С ее легкой руки легендарная Диана Вриланд пригласила Бенедетту для съемок с Ирвином Пеном. За десятилетнюю модельную карьеру Бардзини успела поработать с самыми известными фотографами того времени – Ричардом Аведоном, Уго Муласом и другими. 

Она уехала в Нью-Йорк, начала работать и была счастлива — просто потому, что впервые в жизни кто-то сказал ей: «Ты нам нужна». Бенедетта Бардзини никогда не думала о себе и своей внешности в понимании «Бенедетта красивая». Ей важнее было слышать: «Бенедетта, мы с тобой хорошо поработали, мы позвоним тебе еще». Свои фотографии она ненавидела – все! В Нью-Йорке девушка сняла комнату у итальянки-беженки, так что дома у нее там не было. Она прожила там пять лет, а потом телефон перестал звонить… Почему же это случилось? Да просто, работая моделью, ничего не можешь сделать для того, чтобы поддержать к себе интерес. Актер, фотограф или дизайнер может разослать свое резюме в тысячи разных мест и надеяться на то, что кто-то позвонит. Может и сам позвонить, если что. Модель этого сделать не может. Нельзя позвонить агенту и сказать: «Что-то мне никто не звонит!» Он ответит: «Ну и что? Мы с тобой поработали, теперь работаем с другими». 

Так что в 24-25 лет Бенедетта ощутила свою полную неспособность что-либо делать. Единственный выход предлагал ей ее агент. Он сказал: «Послушай, Бардзини, почему бы тебе не выйти замуж за богатого американца? Единственный способ продолжать бизнес – это выйти замуж за богача, открыть собственный бутик или выпустить линию нижнего белья. Так поступают все модели». А что делать кроме этого? Нечего! Вечеринки у Энди Уорхола, светские приемы, негласное соперничество с Марисой Беренсон и внимание самых успешных мужчин ее мало занимали. Ощутив на себе прелести беспечной публичной жизни, Бенедетта быстро поняла, что имеет мало общего с этим образом жизни. Ей не хотелось выходить замуж за богатого американца лишь бы дальше беззаботно прожигать жизнь. Ей было необходимо занятие со смыслом, дело, которое приносило бы пользу 

И Бенедетта вернулась в Италию. Она не хотела больше рисовать и быть моделью, просто потому, что это занятия «без слов». Ей же хотелось говорить, хотелось действовать… Но и в Италии она услышала: «Хочешь быть актрисой – переспи с режиссером!» К тому же Бенедетта плохо говорила по-итальянски. Но тут появился режиссер, который хотел снять ее в своем очень странном фильме. Между ними начался роман окончившийся рождением близнецов… В день, когда они родились, режиссер исчез из жизни Бенедетты. И тогда она переехала в Милан и здесь в 1972 году обрела свой первый в жизни дом. А стремление к настоящему делу Бенедетта нашла здесь же, в коммунистической партии и движении феминисток, защищавшем права работающих женщин Италии. Ее отец, заметная фигура Либеральной партии не скрывал своего разочарования леворадикальным выбором дочери. Она же отвечала, что коммунисты – единственная политическая сила, которая делает что-то для людей. И она тоже делала – читала лекции для женщин на заводах и фабриках, помогала решить их проблемы, занималась благотворительностью. 

Дом бывшей модели был огромной, безалаберной квартирой в буржуазном доме, поскольку маленькую квартиру было найти невозможно. 
«У меня была идея — устроить коммуну, где будут жить если не друзья, то люди, уважающие друг друга. Дружить необязательно, но если ты допил пакет молока, будь добр, купи новый, потому что детям утром понадобится молоко!» 
Бенедетта прожила там 33 года. Дверь в квартиру никогда не закрывалась. Люди приходили и уходили. Некоторые прожили там девять лет, другие не задерживались – потому что забывали купить молоко. 

Кое-какая мебель была прислана синьорой Паолой, она продала римский дом. Прислала она все самое негодное – то, что в любом случае предназначалось на свалку. Лучшим местом в этой квартире была большая кухня, там собиралось много народу. И еще огромная ванная. Если надо было посекретничать, встречались в ванной. 
Бенедетта никогда не пыталась «организовать» свой дом для приема гостей. Всегда в углу были ящики с книгами и вещами, накрытые индийской скатертью, которые она все время собиралась разобрать, и до которых руки так и не доходили… Дом всегда был похож на архив, который нуждается в разборке и который так и не был разобран. Потому что хозяйка не считала возможным что-либо выкидывать. 

«Вещи, памятные для меня, для моих детей, для их детей, книги, которые достались мне из дома на море, который был продан после смерти моей матери, — эти вещи не принадлежали мне физически, но морально они мои. И я никогда не соглашусь с мыслью, что надо избавляться от старых вещей, потому что мало места. Если ты что-то выбрасываешь, ты должен быть уверен, что это никому не может понадобиться.» 

Бенедетта Барзини никогда не имела ничего общего с тем классом, из которого вышла. Ее мать, когда была моложе, любила демонстрировать, что она не такая, как все. Что «ей положено!». Она могла ехать вспять по улице с односторонним движением, потому что ей можно! Она была очень шумной, требовала внимания. Требовала, чтобы ее сажали в самолет раньше всех. И сидела там, неотрывно глядя в окно и презрительно дожидаясь, когда остальные пассажиры усядутся на свои места. 

Бенедетта считает , что у нее есть одно несомненное достоинство: она точно знает, что необязательно становиться такой, какой «тебя воспитали». 
«Моя жизнь научила меня, что деньги не главное. Они нужны, чтобы жить, но не для того, чтобы копить. Коплю книги, людей , впечатления...И за понимание этого благодарна своему детству.»